* * *
Матушка моя, дорогая Тамара Александровна,
не люблю писать зря, когда нечего. Ничего ровно не изменилось с тех
пор, как Вы уехали. Так же всё Валентина Ефимовна ходит к Тамаре
Григорьевне, Тамара Григорьевна к Валентине Ефимовне, Александра Григорьевна
к Леониду Савельевичу, а Леонид Савельевич к Александру Ивановичу. Абсолютно
так же ничего не могу сказать и о себе. Немного загорел, немного пополнел,
немного похорошел, но даже и с этим не все согласны.
Вот разве опишу вам казус, случившийся с Леонидом Савельевичем. Зашел
раз Леонид Савельевич ко мне и не застал меня дома. Ему даже дверь не
открыли, а только через дверь спросили: кто там? Он спросил сначала меня, а
потом назвал свою фамилию, почему-то Савельев. А мне потом передают, что
приходила ко мне какая-то барышня по имени Севилья. Я лишь с трудом
догадался, кто был на самом деле. Да, а на днях еще такой казус вышел. Пошли
мы с Леонидом Савельевичем в цирк. Приходим перед началом и, представьте
себе, нет ни одного билета. Я говорю: пойдемте, Леонид Савельевич, на фуфу.
Мы и пошли. А у входа меня задержали и не пускают, а он, смотрю, свободно
вперед прошел. Я обозлился и говорю: вон тот человек тоже без билета. Почему
вы его пускаете? А они мне говорят: это Ванька-встанька, он у нас у ковра
служит. Совсем, знаете, захирел Леонид Савельевич и на Госиздат рукой машет,
хочет в парикмахеры поступить. Александр Иванович купил себе брюки, уверяет,
что оксфорт. Широки они, действительно, страшно, шире оксфорта, но зато
коротки очень, видать где носки кончаются. Александр Иванович не унывает,
говорит: поношу — разносятся. Валентина Ефимовна переехала на другую
квартиру. Должно быть и оттуда турнут ее в скором времени. Тамара
Григорьевна и Александра Григорьевна нахально сидят в Вашей комнате; советую
обратить внимание. Синайские, между прочим, мерзавцы.
Вот примерно всё, что произошло за время Вашего отсутствия. Как будет
что нибудь интересное, напишу обязательно.
Очень соскучились мы без Вас. Я влюбился уже в трех красавиц, похожих
на Вас. Леонид Савельевич написал у себя под кроватью карандашом по обоям:
«Тамара А. К. Н.» А Олейников назвал своего сына Тамарой. А Александр
Иванович всех своих знакомых зовет Тамася. А Валентина Ефимовна написала
Барскому письмо и подписалась «Т» — либо «Твоя», либо «Тамара». Хотите
верьте, хотите не верьте, но даже Боба Левин прислал из Симбирска письмо,
где пишет: «…ну как живешь, кого видишь?» Явно интересуется, вижу ли я
Вас. На днях встретил Данилевича. Он прямо просиял и затрепетал, но, узнав
меня, просто осунулся. Я, говорит1, вас за Тамарочку принял, теперь вижу,
обознался. Так и сказал: за Тамарочку. Я ничего не сказал, только посмотрел
ему вслед и тихо пробормотал: сосулька! А он, верно, это расслышал, подошел
быстро ко мне, да как хряснет меня по щеке неизвестно чем. Я даже заплакал,
очень мне жаль Вас стало.
Не могу больше писать карандашом.
Ваш Даниил Хармс.
17 июля 1931
Надеждинская, 11, кв. 8.
(пишите мне на этот городской адрес)
1 — В этот момент тетушка отобрала у меня чернила. Пишу письмо из
царского села. Д. Х.
|
